Номер 40 (578), 5.10.2001

К оглавлению

(Повесть. Часть II. Начало в №  30-32, 35-38.)

Егор вернулся только через неделю. Выглядел он таким мрачным и оэабоченным, что Вера с Изабеллой не решались спрашивать его о результатах поездки, сидели тихо, как мыши, изредка бросая на хозяина дома умоляюще-вопросительные взгляды. А он, честно говоря, и сам не знал, что сказать, какое принять решение...

Встреча со стариком оставила странное впечатление. Таким же странным был и сам целитель, и его жилище, напоминающее внешне то ли юрту, то ли чум, однако бывшее внутри просторным подземельем, в которое надо долго спускаться по многочисленным крутым ступенькам. Егор долго растолковывал таинственному деду суть своей просьбы, но тот сидел неподвижно, поджав под себя ноги, на каком-то возвышении, покрытом медвежьей шкурой, покуривал трубку с неимоверно длинным чубуком и молчал. Егор озадаченно вглядывался в его темное, иссеченное временем пергаментное лицо и не мог понять, в чем дело: может, старик глухонемой, может, не знает русского явыка, а может, просто не желает разговаривать? Тогда он достал конверт с фотографиями Изабеллы, которые делал сам – крупно, во всех ракурсах, особенно стараясь поподробнее залечатлеть ее больную, усохшую ногу, – и протянул старцу. Тот долго разглядывал их, бормоча себе под нос что-то непонятное и маловразумительное. Егор разобрал только некоторые слова: "Духи... наказание...проклятие предков...ущербленная луна..."

"Сумасшедший, – с тоской подумал он, – напрасно я приехал." От запаха чадящих свечей, трубочного табака, пучков трав, развешанных по стенам, кружилась голова. Очень хотелось встать и уйти, но Егор чувствовал, что нельзя. Он хорошо помнил рассказы знакомых охотников о чудесах исцеления, которыми владел сидящий перед ним человек, да и собственными глазами видел мальчишку-горбуна, который прожил в этой землянке зиму и вернулся без горба...

Старик вернул Егору фотографии и тихо произнес: "Надо было раньше."

— Я и сам знаю, что надо было, – вспылил Егор, – да как?!

И он еще раз повторил всю историю о давно утраченных и недавно найденных родственниках, украдкой наблюдая за выражением лица своего визави, сидящего молча, закрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону. Прошли сто или тысяча лет, а может быть, целая вечность, наконец тот поднял морщинистые веки и коротко сказал: "Привози".

— Как "привози", куда, сюда что ли? – ужаснулся Егор. – Да ведь она больная, на костылях еле ползает, как ее можно сюда?!

— Привози, – безо всякой интонации повторил старик. – Время почти ушло, торопись.

И он ловко соскользнул со своего возвышения и удалился в темную глубину подземелья, дав понять, что аудиенция окончена...

Выслушав рассказанную дядей историю "Изабелла не колебалась ни минуты: "Едем быстрей!" Вера заплакала, запричитала, стала уговаривать дочь одуматься. "Ты там погибнешь, погибнешь, – твердила она, – разве тебе можно в таких условиях!"

"Погибну? – иронически вскинула брови Изабелла, – а ТАК я живу? Да мне давно уже хотелось на себя руки наложить, с самого детства, только тебя было жалко. А теперь, когда появилась хоть какая-то надежда, отказаться?! Ни за что! Едем, едем немедленно. И они стали собираться в дорогу.

* * *

Вера целые сутки пекла и жарила, укутывала бумагой банки с соленьями-вареньями, паковала теплые вещи. В результате получились два узла и две объемистые корзины, увидев которые, Егор только в затылке почесал, но Вера уверяла, что уложила только все самое необходимое. Изабелла в сборах участия не принимала, сидела отрешенно, погрузившись в свои мысли и переживания. Ехать к старику она боялась до дрожи, но никогда и никому в этом бы не призналась. В конце концов все осталось позади – и суетливые хлопоты, и плачущая навзрыд мать, и уютный, ставший почти родным дом.

Добирались до старика с большими трудностями, так как "джип" пришлось оставить на опушке и продираться сквозь заросли амурского винограда и китайского лимонника, причудливо переплетенные и почти непроходимые. Костыли тут не годились, и дядя Егор оставил их у старой лиственницы, повязав на ветку яркий шарфик, чтобы потом легко было найти. Он тащил Изабеллу то на себе, то почти волоком, часто останавливаясь и расчищая дорогу острым, похожим на тесак, ножом. В конце пути оба так выдохлись, что повалились в густую пожухлую траву у входа в стариковское пристанище, не в силах даже пошевелиться.

Колдун (как мысленно окрестила его Изабелла) вышел к ним сам. Как всегда, долго молчал, сурово разглядывая своих гостей, затем наклонился и, как показалось, безо всяких усилий подхватил Изабеллу и исчез с ней в черной пасти входа.

У Егора даже мурашки поползли по спине, и он с каким-то мистическим страхом подумал: "Прямо Змей Горыныч какой-то, уж не сожрать ли он собирается нашу девочку? "Помотав головой, чтобы отогнать глупые мысли, он поспешно спустился вслед за ними в подземелье. Как и в прошлый раз, здесь тускло горели свечи, одуряюще пахло табаком и травами. Изабелла полулежала на возвышении, покрытом медвежьей шкурой, а старик разминал узловатыми пальцами ее больную, неподвижную ногу и что-то тихо приговаривал. Егора он будто и не заметил, и тот примостился в неосвещенном углу пещеры, с интересом наблюдая за процедурой осмотра.

Целитель легко, как пушинку, поворачивал Изабеллу и так и сяк, о чем-то почти неслышно спрашивал ее, а она, к изумлению Егора, выглядела совершенно спокойной и даже улыбалась. Прошло немало времени, и старик повернулся наконец к Егору и сказал: "Будет тяжело, однако очень тяжело и ей, и мне, но пусть остается, а ты приходи, когда сойдет снег."

"Это же через семь месяцев, – холодея душой, подумал Егор, – как же я ее оставлю на столько?" Но он видел: возражения и выяснения бесполезны, иначе придется возвращаться ни с чем. Стиснув зубы, он отправился разыскивать брошенный "джип", чтобы забрать припасы...

Вернувшись нагруженным до зубов, он застал племянницу мирно беседующей со старцем. Тот с усмешкой оглядел узлы и корзины, коротко заметив, что все это лишнее, одобрил лишь свечи и запас табака. "Боишься, голодом уморю? – укорил он, – есть тайга, есть река – они все дадут."

Делать нечего, надо было прощаться. "Слушай, Иришка, – прошептал Егор Изабелле в самое ухо, – я тут тебе рацию оставлю на всякий случай, ну, мало ли чего."Но Изабелла неожиданно отказалась: "Поезжай спокойно, дядя, я знаю – все будет хорошо, я уверена, маму поцелуй, пусть не плачет, она еще не знает,какое чудо ее ждет, а я знаю."

...Егор ехал домой со стесненным сердцем, почти не разбирая дороги, в его голове роем клубились противоречивые мысли, но все-таки, где-то в самой глубине души уже неуверенно проклюнулся слабенький росток надежды...

(Продолжение следует.)

К оглавлению	Вверх	Подшивка